7Извивавшаяся вдоль подно¬жия опаленных солнцем пес¬чаных холмов дорога круто повернула, и я, резко затормозил, не поверив увиденному. Прямо мне навстречу на велосипеде ехала... ан-тилопа орикс, увенчанная длинню¬щими острыми рогами. Ее белая морда и лежавшие на руле серебристые ноги были обильно измазаны кро¬вью.Оцепенев, я, впрочем, тут же за¬метил, что педали велосипеда кру¬тят босые человеческие ноги. За окровавленной тушей, хитроумно взгроможденной на раму, пристро¬ился парень лет 18-ти с раскосыми улыбчивыми глазами.

Ну вот вам и «приметы ново¬го» в жизни древнейших обитате¬лей Африки, — проговорила моя спутница Каролин дю През. «Мисс Намибия» 88-го года, теперь она ак¬тивно включилась в организацию туризма по бушменским районам. Практически на ее средства в Багани, у самой границы Ботсваны и Намибии, открыта школа для бушменских детей. Там их не только учат гра-моте, но и развивают, как считает Каролин, генетически присущие жителям Калахари свойства: зна¬ние природы, способности обще¬ния с дикими животными, умение идти по следу и ориентироваться на местности. Благодаря этому, бу¬дущие гиды-бушмены дадут, по мнению Каролин, сто очков вперед любым белым и черным профес¬сионалам, обслуживающим ныне туристов в Калахари.

AГлавное заключалось даже не в том, что бушмен сел на велосипед, а в том, что, подстре¬лив молодого орикса, решил доставить его соплеменникам в одиночку. Еще недавно после удачной охоты один из ее участников шел в род¬ное селение и возвещал, что «до¬был мясо». Тогда все от мала до ве¬лика снимались с места и отпра¬влялись к туше. Разделав ее, тут же принимались за пиршество и, наевшись, оставались сторожить от гиен остатки добычи на ночь. Обычно, когда луна выходила на середину неба, начинались танцы. И так мог¬ло продолжаться двое-трое суток — пока от туши не оставались ске¬лет да шкура. Их не бросали, а не¬сли в стойбище. Кости могли сго¬диться для изготовления стрел и всяких поделок. А шкуры исполь¬зовались не только как подстилки или для изготовления одежды. Шерсть выжигали, кожу сушили на солнце, резали на мелкие кусоч¬ки, толкли в ступе в мелкий поро¬шок и, смешав его с черепашьим жиром и мёдом диких пчёл вылепливали маленькие шарики. Поджаренные на костре, они превращались в любимое детс¬кое лакомство.

Теперь бушмены, обитающие вблизи Багани, как в Ботсване, так и в Намибии, не всегда могут позволить себе такую роскошь, как пир на не¬сколько суток, — заметила Каро¬лин. — Из кочующих охотников и собирателей они все больше прев¬ращаются в фермеров. Почти ни¬кто не может покинуть свое хозяй¬ство на несколько дней: надо до¬ить коров и коз, поливать грядки с овощами, снимать урожай, при¬сматривать за курами. Переход к оседлой жизни и обзаведение лич¬ным хозяйством меняют всю пси¬хологию бушменов. Раньше, по¬ступив на работу к белому пред¬принимателю, они и мысли не до¬пускали, что можно оставаться на одном месте с понедельника до субботы и порой в первую же неде¬лю, с трудом дотянув до четверга, убегали в пустыню. Теперь же, ста¬новясь «хозяевами», бушмены по¬нимают, что фермерствовать куда выгоднее, чем кочевать в пустыне. Поэтому те, кто еще не расстались со стрелами и луком, не отрывают родичей от нового дела, а само¬лично доставляют им «дары Кала¬хари».

ZСтремительные изменения в об¬разе жизни бушменов происходи¬ли буквально у меня на глазах. Когда в 1968 году, я, наверное, первым из россиян попал в ботсванскую часть пустыни Калаха¬ри чтобы сделать репортаж о бушменах, живущих, якобы, неподалеку от Ганзи — главного города засе¬ленной ими тогда территории в Ботсване, то потерпел сокрушительное фиаско: бушменов там просто не оказа¬лось. Позже пришлось организовать це¬лую экспедицию и отправиться на «ленд-ровере» во внутренние рай¬оны Калахари, где бушмены жили по законам предков. Попав туда же девять лет спу¬стя, я стал свидетелем появления у бушменов первого в их истории во¬ждя — Цзинчханы. Раньше эти пер¬вобытные демократы довольство¬вались старейшинами и изгоняли из своей среды каждого, кто делал попытки возвыситься над другими, навязать им свою волю или, тем более, власть. Цзинчхана рассказал мне, что его «связка» — этим термином эт¬нографы называют большие семей¬ные группы бушменов, ведущие общее хозяйство — первой в Ботс¬ване согласилась поселиться по¬ближе к колодцу, специально вы¬рытому для нее властями. Теперь же только вокруг Ганзи живет около 40 тысяч ботсванских бушменов. «Вне цивилизации» в Калахари остаются не более 15 процентов. Очень ак¬тивно процесс превращения бушменов в фермеров и наем¬ных сельскохозяйственных рабо¬чих происходит в Намибии. Туда же во времена недавней гражданской войны перебралось большинство охотников-бушменов из Намибии. За последние десятилетия в Калахари побывали десятки ино¬странных экспедиций. Их участни-ки написали о ее обитателях мно¬жество книг и статей, причем обычно идеализировали бушме-нов. Очевидно, был комплекс вины за преступления XVIII—XIX веков, когда белые поселенцы в Южной Африке истребили 300 тысяч буш¬менов, охотясь на них с собаками и отравляя водоемы. Многие ис¬следователи изображают современных бушменов «затворни¬ками» Калахари», неким наивным народом, живущим в полной гармо¬нии с природой, но совершенно не восприимчивым к новациям. Другие вынашивают идею международной програм¬мы сохранения «настоящих буш-менов», имея в виду создание неко¬его резервата «первобытного чело¬века», в котором бушменам угото¬вана роль живых музейных экспо¬натов.

Разговаривая с иностранцами, я с удивлением узнал, что нам, ока¬зывается, ничего не нужно, что мы живем правильнее всех и что глав¬ная задача бушменов — законсер¬вировать свою дикость ради того, чтобы цивилизованным людям бы¬ло интересно смотреть на нас, — возмущался Кхакво Н!ксау.- Сам он — бушмен, ставший актером после того, как его лицо показалось киногеничным южноафриканскому режиссеру Дж.Уйсу. Кхакво нико¬гда не охотился, работал шофе¬ром, носил белую рубашку и шта¬ны. Но по прихоти киношников он нарядился в шкуры, освоил секре¬ты владения луком и сыграл в ки¬нофильме «Боги, должно быть, сошли с ума» своего «типичного соплеменника» из буша.

9Сперва я думал, - рассказал он, - что моя роль — это шуточ¬ки, за которые хорошо платят. Но когда посмотрел фильм и услы¬шал, что о нем говорят другие, по¬нял: меня втравили в плохое дело. Бушмены уже давно не считают пустую бутылку от «пепси-колы» «драгоценностью», а наши дети предпочитают рисовать на бумаге, а не на песке. В общем, я сыграл вредную роль. Эта лента может вызвать у зрителей мысль: «Буш¬мены живут так свободно и сча¬стливо, что не нуждаются в помо¬щи». Н!ксау долго отказывался сниматься в продолжении «бушменского сери¬ала» и согласился лишь тогда, когда сценарий был переделан. «Я хочу, чтобы оставаясь бушменами, мы жили, как все лю¬ди», — объяснил он свой поступок.

Однако, справедливости ради надо признать, это участники многочисленных экспедиций не только создали «но¬вый миф» о бушменах, но и развен¬чали многие из прежних. Это отно¬сится к их истории и условиям су¬ществования в Калахари. Выяснилось, что пустыня эта, название которой в переводе озна¬чает «мучимая жаждой», не столь уж сурова к своим обитателям. И бушмены «спрятались в Калахари» вовсе не после появления белых. Спасения в пустыне искали лишь группы низкорослых южных буш¬менов, когда поселенцы-буры из Южной Африки сна¬чала повели массовый отстрел ди¬ких животных, чтобы очистить па¬стбища для своих коров, а затем принялись истреблять бушменов, которые, лишившись дичи, обер¬нули свои луки против домашнего скота белых.

rЧто же касается северных пле¬мен, среди которых мне встреча¬лись мужчины ростом 170 сантиме-тров, то они разрисовывали скалы Калахари еще 30 тысяч лет назад. Переняв у соседей-банту навыки ухода за скотом, они стали имено¬вать себя «кой-коинами», что озна¬чает «люди людей». Первые европейские путешественники окре¬стили этих бушменов скотоводов готтентотами, а южноафриканс¬кую малую расу, представители которой отличаются от негроидов желтоватым цветом кожи, широ¬кими скулами, монголоидным разрезом глаз и утолщением ягодиц у женщин, стали называть койсанской расой.

Но как же все-таки бушмены су¬мели выжить в Калахари? Новей¬шие исследования ботаников дают ответ на этот вопрос. Оказывается, что там, помимо дикого арбуза — тсаммы, произрастает не менее 200 съедобных корнеплодов, плодоно¬сящих деревьев и кустарников. Главную роль среди них во вну¬тренних, самых суровых частях пу¬стыни играет орех монгонго, по питательности не уступающий арахису или сое. За сутки бушмены обычно съедают около 300 этих не¬больших орешков, получая 60 граммов белков и 1250 калорий. Это все равно что съесть кило¬грамм риса! А на севере в пищу широко идут кисло-сладкие пло¬ды баобаба, роль поставщика фрук¬тов играют пальма гифена и дерево гревея.

8 Только когда наступает засуха, бушменам приходится действи¬тельно туго. Именно тогда женщи-ны по лишь им известным приме¬там находят под землей сочные корни «би» весом по 3—4 кило-грамма. В других местах встреча¬ются еще более мощные корни «га». Они заменяют бушменам сладкий картофель земледель¬цев-банту — батат. Поскольку чис¬ленность одной «связки» не превы¬шает 30 человек, 8—10 «га» доста¬точно для того, чтобы пригото¬вить обед или ужин. В пищу идут также сушеные пауки, яйца термитов и муравьев, змеи... Причем вовсе не от голода, а по той же причине, что французы лакомятся устрицами, а китаицы — ласточкиными гнездами. Многие из бушменских «деликатесов» — скажу по собственному опыту — действительно вкусны. Особенно хороши сушеная саранча, поджа¬ренная в черепашьем жиру, нечто вроде яичницы из страусовых яиц, куда вместо гренок добавляют ар¬бузные семечки и черных дюнных жуков, а также запеченные в глине под костром ушастые ежи, мясо которых имеет кисловато-пряный привкус.

В июне — июле пересыхают и без того не¬многочисленные водоемы. Однако именно в это время спадает жара, ночью столбик термометра иногда опу¬скается ниже нуля, а на покрыва¬ющихся росой красных дюнах вы¬зревают дикие арбузы. Они содер¬жат до 90 процентов почти не¬ сладкой влаги и растут в большом изобилии, так что у бушменов мало проблем с утолением жажды. В не-урожайные годы бушмены прибе¬гают к древним и достаточно сложным способам извлечения подземных вод с помощью полых тростниковых стеблей, а в худшем случае пьют профильтрованный через толстый слой лишайника желудочный сок убитых ими жи¬вотных, а то и собственную мочу.

<Прежде полагали, что вся жизнь бушменов — бесконечные скитания по Калахари в мучитель¬ных поисках съестного. Теперь эт¬нографы выяснили, что для обеспе¬чения «связки» пищей женщинам достаточно всего лишь двух-трех часов. Собранные ими плоды, ко¬ренья, страусовые яйца, черепахи и личинки, а также мед диких пчел обеспечивают 80 процентов тради¬ционного рациона и позволяют жить отнюдь не впроголодь. Еще одно неожиданное откры¬тие: долго считавшийся «вымира¬ющим», этот народ вышел на одно из первых мест в Африке по числу долгожителей. Бушмены в возрас¬те нередко страдают почечно-каменной болезнью, но зато у них практически нет онкологических заболеваний, гипертонии, высоко¬го содержания холестерина в кро¬ви. Главная причина тому — низ¬кий удельный вес в бушменской диете жиров и кислот, ограничен¬ное потребление мяса и подвижный образ жизни.

Тем не менее бушмены требуют мяса, а вернее — сохранения и под¬тверждения законодательным пу¬тем их права добывать мясо на охоте. Хотя соби¬раемая женщинами часть провиан¬та перевешивает то, что могут до¬быть лучники-мужчины, все буш¬мены считают себя охотниками. Вся жизнь мужской части буш¬менского общества всегда враща¬лась вокруг «чи го» — «большой охоты» на крупную дичь. Высле¬дить и подстрелить «коровью ан¬тилопу» — канну, конгони или орикса — это праздник для бушменс¬ких мужчин, лучшее доказатель¬ство их превосходства над женщи¬нами. Потребление орехов и ко¬решков рассматривается лишь как способ поддержать существова¬ние, в то время как мясо дает воз¬можность «жить по-настоящему». Все уверены: «Бог создал бушме¬нов, чтобы они охотились и ели мясо. Запрет есть мясо подобен ли¬шению права на жизнь».

=Вопреки утверждениям о том, что бушмены поголовно меткие стрелки, этнографы, засняв на пленку и изучив все происходящее на охоте, обнаружили, что лучники нередко промахиваются, а чаще всего стрела вообще не долетает до цели. Убить животное удается главным образом за счет настойчи¬вости, с которой они его преследу¬ют по нескольку дней кряду, их способности не потерять след ра¬неного зверя на каменистой местно¬сти, а также благодаря надежно¬сти ядов, которыми они намазыва¬ют наконечники стрел.
Из чего мы добываем свои яды? — повторил вопрос Кхчхими — молодой предводитель охотни-ков, разрешивший мне сопрово¬ждать их по следу раненной нака¬нуне жирафы. Он огляделся по сто¬ронам, засунул руку в дупло кривого дерева и извлек оттуда золо¬тистый кокон. — Да хотя бы вот отюда, — проговорил он, разламы¬вая свою находку, из которой на камень вывалились личинки лило¬вого цвета. — Месяца через два из них получатся черные жуки. А по¬ка что шесть ножек, которые, как видите, растут у личинки прямо из головы, содержат яд, смертельный даже для крупных животных.
Кхчхими перевернул личинку на камне и иглой засохшей акации выковырял одну из ножек, на кон¬це которой показалась капля яр¬ко-желтого цвета. Охотник протя¬нул мне шип. «Если хотите навсегда закрыть глаза, вотрите эту капельку в цара¬пину на плече, — предложил он. — Яд подействует через полчаса. А толстокожая жирафа, которой стрела угодила выше колена, око-ченеет послезавтра к заходу солн¬ца».
Остальные полторы сотни ядов, известные бушменам, также не¬льзя назвать быстродействующи¬ми, и охотникам нередко прихо¬дится преследовать крупных жи¬вотных чуть ли не неделю, поки¬дать территории, где им можно охотиться по закону, и проникать в пределы заповедников или част¬ных земель, где они превращаются в браконьеров и преступников, по-кусившихся на чужую собствен¬ность.

Это — лишь один из аспектов проблемы, мешающей охотникам быть охотниками. Пока Калахари слыла опаленным солнцем и ли¬шенным воды адом, а колониаль¬ные власти нынешних Ботсваны и Намибии не были заинтересованы в развитии ее ресурсов, бушмены были практически единственными обитателями пустыни, «хозяева¬ми» всех диких животных. Однако в 60-х сюда стали все чаще наведы¬ваться геологи, вскоре открывшие в Ка¬лахари богатейшие залежи алма¬зов, меди, никеля, соды. Попутно были обнаружены целые подзем¬ные моря, и правительство Ботсва¬ны, отражающее интересы основ¬ной народности этой страны – скотоводов тсвана, стало вы¬делять часть огромных средств, получаемых от экспорта алмазов, на бурение скважин. Так в пустыне появилась вода, а следовательно, и возможности для разведения скота.

;Скотоводы тсвана, считающие, что «в мире нет животного пре¬краснее коровы и нет человека счастливее, чем владеющий мно¬жеством коров», устремились в Ка¬лахари. Бушмены, которых тсвана презрительно называют «масарва» — «нелюди без скота», испытали на себе мощный удар. Они не знали частной собствен¬ности и прежде не предъявляли прав на зе¬мли. Поэтому, не оказалось никаких юри¬дических преград тому, чтобы объ¬явить их традиционные террито¬рии «государственными», а затем начать раздавать в собственность тсвана. Влиятельные представители этой народности получили в районах вокруг скважин латифундии по 10 тысяч гектаров. Пустыню перегородили много¬километровые заборы, призванные отмежевать домашний скот от ан¬тилоп, совершающих сезонные ми¬грации, и тем самым предотвра¬тить вспышки ящура. Затем, одна¬ко, выяснилось, что разносчиками ящура в Калахари являются шака¬лы, грифы и другие падалыцики, для которых изгороди — не пре¬града. Что же касается антилоп, то их миграции вообще прекрати¬лись, животные прочно обоснова¬лись в более влажных северных районах. Так «преобразование при¬роды» обернулось бедствием для бушменов из центральных рай¬онов Калахари.
Там, где еще есть дичь, возника¬ет другая проблема. Для иностран¬ных охотников изданы красочные буклеты, в которых указано, каких животных вообще нельзя убивать, на каких можно охотиться лишь в определенные месяцы, в границах каких территорий их можно прес¬ледовать. Но бушмены в боль¬шинстве своем неграмотны. Поэто¬му, считая всех животных «своим мясом», они запускают стрелы без раз¬бора, и если об этом узнают егеря, охотник может попасть за решетку.
В памяти многих остался процесс над 16 бушмена¬ми, которых застукали за разделы¬ванием туши жирафа, убивать ко¬торых запрещено. Охотникам гро¬зило двухлетнее тюремное заклю¬чение или гигантский для них штраф. Однако суд оправдал их, основываясь на том, что «законодательство оста¬ется недоступным для бушменов по вине властей». В речи защитни¬ка прозвучала мысль о том, что бушмены ,охотящиеся в Калахари на протяжении тысячелетий, «стали своего рода составной частью ее экосистемы», и поэтому защитни¬кам природы «следует перестать вопить о том, что этих людей надо лишить их традиционного способа хозяйствования ».

Изменив лицо пустыни, скот и машины сделали так, что мы не можем ориентироваться, не знаем, где что искать, — говорил мне бушмен Нхорхдчо, работающий дворником при музее Ганзи. — Нам даже за¬прещают выжигать высохшие ар¬бузные стебли, хотя известно, что, если не сделать этого, урожай тсаммы снизится в 3—4 раза. И большинству бушменов в Ботсване не остается ничего иного, как, распрощавшись с калахарской вольницей, переселяться поближе к водяным скважинам. Что их там ждет? Не имея права на землю, они тотчас попадают в зависимость от зажиточных скотоводов. Одни по¬лучают за свою работу «право пить молоко коров», за которыми присматривают. Те, кто «посча¬стливее», имеют мизерную зарпла¬ту. Другие превращаются в бес¬правных сквоттеров. Кое-кто из них принялся за изготовление бушменских сувениров: украшен¬ных орнаментом фляг из страусо¬вых яиц, кожаных ковриков, обви¬тых бисерной нитью меховых кол¬чанов. Сначала это было столь прибыльное дело, что вокруг Ганзи им занимался каждый четвер¬тый, но в результате сувениров стало в сотни раз больше, чем ту¬ристов. Конкуренция сгубила про¬мысел, а ремесленники спились.
К слову, еще каких-нибудь 30 лет назад бушмены были единст¬венным в Южной Африке народом, не знакомым с со спиртными напитками. Теперь каждый четвертый из поселившихся «у скважин», — алкоголик. Особенно страдают этим грехом бушменские девушки, известные своей женственностью и миловидностью. Каждый вечер их «разби¬рают» по домам тсвана, где спаива¬ют всего лишь одной бутылкой пи¬ва. «Даже крепкому бушмену 100 граммов джина достаточно для то¬го, чтобы потерять человеческий облик, — свидетельствует южно¬африканский этнограф Майкл Дьюбер. — Распад личности под вли¬янием алкоголизма, у них происходит чрезвычайно быстро. И если до¬ступ к спиртному не будет пере¬крыт, бушмены вступят в самый трагический этап своей истории».

5Многие из нас осознали все блага оседлого образа жизни и го¬товы жить вокруг собственных ко-лодцев, разводя скот, — поделился со мной мыслями современно мыслящий бушмен, более 30 лет проработавший на бензоколонке. — Однако мы должны быть уверены в том, что не разучимся быть охот¬никами и что, когда придет засуха и скот падет, мы не окажемся без средств к существованию. Мы не против многих нововведений, но одновременно хотим не расставаться с традиционным образом жизни, продолжая учить наших ходящих в школы юношей охоте, а девушек — собиратель¬ству. Что же это за «развитие», ес¬ли полученных за 8 часов наемной работы денег хватает лишь на ми¬ску водянистой каши каждый день и одни штаны в год? Раньше боль¬шая часть нашего времени уходи¬ла на воспитание детей, беседы с гостями из соседней «связки», пес¬ни и пляски у костра.
Бушмены также хотят, чтобы при найме на работу персонала, связанного с охраной природы и туризмом в границах выделенных им территорий, предпочтение от¬давалось коренным жителям, а часть средств, получаемых от этих отраслей, а также от охоты, кото¬рой занимаются иностранные туристы, рас¬ходовалась на развитие бушменс¬ких земель. С этой целью они на-стаивают на создании чего-то вро¬де «экологического техникума», в котором бушмены могли бы полу¬чать образование на современном уровне. Они также хотят, чтобы на их землях появились школы с пре¬подаванием в начальных классах на бушменских языках и чтобы на этих языках в эфире Южной Афри¬ки звучали специальные радиопе¬редачи.

Возможно ли сохранение бы¬лого при одновременном продви¬жении вперед? Не утопия ли это? Ответ на подобные вопросы мож¬но отыскать в намибийском вос¬точном Бушменленде. Там на огромной территории, в пределах которой признаны традиционные права собирателей и охотников на землю, возник кооператив Ньюйе-Ньюйе – «Наш колодец», По совету еженедельно приез¬жающего из райцентра агронома кооператоры соорудили не¬большую ирригационную систему, позволяющую им выращивать клубнику, спаржу и лук на продажу. Обуче¬ние в местной школе ведется на языке бушменского племени дж'ухоан, но ее ученики одеты не в кожаные набедренные повязки, а в джинсы и белые рубашки. На обеде меня потчевали жаренным прямо на костре мясом антилопы спрингбок, однако угощение подавали не в черепашьем панцире, как это прежде было заведено в Калахари, а в алюминиевых мисках.
Один из инициаторов «новой жизни» в Ньюйе-Ньюйе — профес¬сор Меган Байсель из США, более 30 лет прожившая среди бушме¬нов. Она рассказала мне, что при нормальных условиях, имея собст¬венную землю и возможность «по¬лучать все удовольствия тради¬ционного бытия», кооператоры «без труда и с большим желанием приобщаются к новациям». Глав¬ную причину тому профессор ви¬дит во все еще присущей бушме¬нам первобытной демократии, ра¬венстве мужчин и женщин, от¬сутствии среди них тянущих обще¬ство назад «вождей-ретроградов».

/Случай свел меня на коопера¬тивном собрании с Пэтом Дэйкинсом, заканчивавшим ра¬боту над первым англо-дж'ухоан словарем. Знаток еще доброго де¬сятка койсанских языков, он утверждал, что «они отличаются один от другого так же, как анг¬лийский от русского» и что «в основе единства бушменов лежит не языковая, а культурная об¬щность».
Несколько вечеров, проведен¬ных с Пэтом, свободно общав¬шимся с бушменскими колдунами и знахарями, полностью перевер¬нули мое представление о религии бушменов и их знаменитой на-скальной живописи. В научных пу¬бликациях бытует мнение, что воз¬зрения койсанов на мироздание весьма примитивно, что в их осно¬ве лежит тотемизм и что бушмены не додумались ни до чего более изощренного, чем поклонение куз¬нечику-богомолу Цга'ану.
Рассказы Пэта раскрыли пе¬редо мной удивительно сложный религиозный мир охотников Кала-хари, в котором Цга'ану был всего лишь одной из ипостасей их Вы¬сшего божества. Оно постоянно су¬ществовало в виде Дождевого Об¬лака, «родящего все живое», но могло принимать как в небе, так и на земле самые различные формы и обличья. Так как высоко-высоко в небе Калахари чаще всего по¬являются лентовидные облака-цирусы, то их отражением на земле считается змея, почитаемая буш¬менами. А поскольку предвеща¬ющие ливень тучи напоминают бушменам антилопу канна, она и слывет среди бушменов «носитель¬ницей духа дождя», «дождевой ан¬тилопой». Отсюда, по мнению Патрика, со¬вершенно ясно, почему в роли главных персонажей наскальной живописи бушменов нередко выступают именно змеи и канны. Да и рисова¬ние на скалах было не «хобби» пер¬вобытного человека, а приемом охотничьего колдовства, попыт¬кой привлечь «облако-змею» или «облако-антилопу» к своему изоб¬ражению на земле и побудить их пролить влагу. Высоко над облака¬ми жили духи умерших, которые следили за живыми и, «когда надо, посылали в них «стрелы смер¬ти».
Общением как с «дождевыми животными» и их «облачной сутью», так и с духами предков зани¬маются у бушменов знахари — гиха. Впрочем, это не означает, что они пользуются какими-то приви¬легиями. Дождь они вызывают без¬возмездно, а за лекарские услуги получают от соплеменников под¬ношения страусовыми яйцами, ежами и черепахами. Даже там, где известны деньги, помощь гиха ими не оплачивается, поскольку подо¬бная форма благодарности, пере¬нятая у белых, может «навести порчу» на знахаря.

Когда Пэт Дэйкинс впервые появился в Калахари и еще не знал всех обычаев ее оби¬тателей, он обратился к известно¬му знахарю племени кунг с про¬сьбой облегчить ему боль в лимфа-тических железах после укуса скорпиона. Гиха помог, но после того, как Патрик положил перед ним деньги, гневно сказал: «Я сде¬лал тебе добро, но ты оскорбил ме¬ня. Поэтому ты умрешь от болезни тех же частей твоего тела, выле¬чить которые я помог». Затем он повертел деньги в руках и, словно что-то подсчитав, бросил их в огонь, проговорив: «Твой дух подымется в небо после того, как будет окончена твоя полезная ра¬бота на землях дж'ухоан. Я разре¬шу тебе завершить ее».
В рассказе Пэта не чувство¬валось ни иронии, ни бравады. Лимфы болели все сильнее, а до за-вершения работы над словарем осталось 2—3 месяца. Вскоре я узнал, что он закончил рукопись, отредактировал ее и отослал изда¬телю. А через три дня умер. Смерть, по свидетельству врачей, наступила от рака лимфа¬тических желез «нетипичной этио¬логии». Высокопоставленный сотруд¬ник министерства экономики Ботс¬ваны М. Секуньяне как-то рассказал мне: «По всей Калахари ходит мол¬ва о том, что многие масарва, осо¬бенно их знахари, способны слу¬шать радиопередачи без приемни¬ка, сидя под столбом с проводом. Мы проверяли это: сажали у стол¬ба стариков, которые уверяли, что «понимают говорящие провода», а сами в километре от них слушали транзистор. Если передача велась на языке сисвана, который известен кое-кому из бушменов, то они по¬том довольно внятно пересказы¬вали нам содержание «услышанно¬го из проводов».
Удивительные свойства знаха¬рей, способные передаваться и многим их соплеменникам, особен-но сильно проявляются у них в со¬стоянии транса, в который гиха входят сами, а затем вводят других участников церемоний вызывания дождя. Их обычно проводят «по¬ближе к небу», перед входом в гор¬ные пещеры, испещренные на про¬тяжении веков наскальными изоб¬ражениями «дождевых животных» и ритуальными насечками, кото¬рые символизировали то ли до¬ждевые струи, то ли способные «поймать» их сети...

.На северо-западе Ботсваны, в труднодоступных горах Тсодило, где на самых высоких, но плоских скалах сохранились обращенные прямо к небу рисунки магических живот¬ных, мне удалось наблюдать цере¬монию вызывания дождя. Говорят, что во всех остальных частях огромного Бушменленда подобно¬го уже не увидишь...
Сначала действо проходило в гнетущей тишине, затем главную роль «возмутителя спокойствия взяла на себя музыка, стимулиро¬вавшая переход в состояние массо¬вого транса. «Режиссеры» церемо¬нии, очевидно, стремились к тому, чтобы с помощью навязчивого ритма хлопков и заунывных воп¬лей, издававшихся женщинами, от¬решить всех его участников от не¬давних дел и забот, создать между ними некое духовное единство.
Так продолжалось один, два, три часа. Сначала я довольно без¬различно наблюдал. Но вдруг по моему телу пробежала дрожь, и я начал замечать, как постепенно со¬стояние некоей наэлектризованности и плохо контролируемого стремления слиться воедино с окружающими начало овладевать и мною. Первыми впали в транс или ис¬кусно принялись имитировать его сами знахари. Вслед за ними, изви¬ваясь в конвульсиях, начали падать на землю многие мужчины. Кое у кого из носа текла кровь, остекле¬нелые глаза были устремлены в сторону изображений «дождевых животных».

Вскоре женщины запели, заста¬вив непроизвольно задергаться мои руки и ноги. С усилием овла-дев собой, я вспомнил о фотоаппа¬рате и принялся за дело. Дождь в ту ночь не пошел, однако другая легенда, окружающая горы Тсоди¬ло, «сработала». Я отснял за время своей бушменской поездки 7 пле¬нок. Однако, как и у многих моих предшественников, пытавшихся сфотографировать там церемонию вызывания дождя, именно те две, что были сделаны ночью, оказа¬лись полностью засвеченными. Не «козни» ли это той неведомой нам энергии?
Если бы знахарям удалось пролить тучи, я бы залез на скалу и добавил к уже украшающим ее ри¬сункам еще одно изображение ан¬тилопы, поблагодарив ее за дождь, — не без огорчения проговорил старик Кчхукури, вызвавшийся со¬провождать меня по кручам Тсо¬дило. — А теперь нам остается лишь смотреть в черные дыры между туч и ловить в них взгляд мерцающих там звезд. Ведь звезды — это глаза предков, которые властвуют над нашей жизнью. Так почему бы им не сделать её хоро¬шей?..